Ювеналий Михайлович Монахов родился д. Федорище 5 ноября 1936 года.
- Через четыре с половиной года началась война, - вспоминает он. - Как сейчас помню, пришел почтальон и принес повестку отцу - явиться завтра к 12 часам в Середской военкомат, иметь при себе все необходимое. Стало понятно, отца забирают на фронт, он в это время работал в поле. Мы с сестрой побежали к нему, понесли эту горестную весть. На другой день отца провожали всей деревней со слезами, объятиями. Он нес меня на руках от дома до конца деревни. Тут все стали прощаться, отец передал меня в чьи-то руки. Я долго плакал, не могли успокоить. Видимо, детское сердце чувствовало, что вижу его в последний раз. Месяца через полтора нам пришло письмо с наказом: «Галя, сходи в сельсовет и попроси снизить налоги, так как у тебя трое маленьких детей. За меня не беспокойся, у меня все хорошо. Нас везут под Киев на передовую. Враг будет разбит, победа будет за нами». Письмо было написано на листке из полевого блокнота, без линеек, чернильным карандашом. На этом связь с отцом прервалась. Так мы и стали жить: мать и трое маленьких детей.
Печь топить было нечем, мы с сестрой, чтобы согреть дом, брали салазки и по колени в снегу искали ивовые кусты, так как в лесу деревья рубить было нельзя. Нарубишь немного веток - можно было истопить печь. После этого залезали туда прямо в одежде и с керосиновым «гасиком» делали уроки. Есть было нечего. Мать работала, ухаживала за телятами. Иногда животным привозили турнепс, мы с сестрой украдкой брали по корнеплоду, приносили домой и на печи грызли мороженый корнеплод, как кролики.
Зимой мы ждали, чтобы пришла быстрей весна. После того, как таял снег, люди выходили на поля, собирали прошлогодний картофель, мать из него варила что-то вроде манной каши. Употребляли в пищу клеверные головки, колоколец и многое другое. Летом можно было жить. Но надо и учиться. Утром, перед тем как идти на занятия, мать пекла для нас по картошине в углях, съешь и пойдешь в школу в худых валенках и штанах с заплатками. Этого никто не стеснялся, потому что все жили одинаково. Сидя на уроках, мы думали не об учении, а как бы чего поесть.
Война кончилась. Мы, дети войны, повзрослели, мне исполнилось восемь с половиной лет, и мы стали осознавать, какое горе принесла эта война. И понимать, кто агрессор, а кто защитник Отечества. Мы считали немцев убийцами, так как в этой войне почти в каждом доме погиб один, два, а то и три человека. Было трудно, но надо продолжать жить. И вот в 1946 году через нашу деревню вели пленных немцев с болота «Козловское» (ныне Поверстное) по направлению в Середу (сейчас Фурманов). Их охранял конвой. Конечно, вид у них был неприглядный, одеты они - кто в шинели, кто в куртке, на голове - у кого фуражка, у кого пилотка, вся одежда была в заплатках. Они, видимо, в этой одежде работали на торфяных работах. Усталые, обессиленные. А мы, дети войны, подбежали к дороге и смотрели на них, как на врага. Кто-то из нас грыз морковку, кто яблоко. И они, увидев это, показывая в рот пальцем, просили, чтобы мы им дали что-нибудь. И вот тут у нас по отношению к ним появилась жалость, сочувствие. И мы отдавали им, что было у нас в руках. А они отдавали, что у них было: ручные часы, зажигалки, и мы провожали их взглядом, пока они не скрылись.